Неточные совпадения
Благоприятный купец тотчас приподнял вверх открывавшуюся
доску с
стола и, сделавши таким образом себе проход, очутился в лавке, спиною к товару и лицом к покупателю.
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев,
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной
доской,
На
стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.
Клим сел против него на широкие нары, грубо сбитые из четырех
досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой
стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее на
стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону...
В полуразвалившейся беседке ждал Марк. На
столе лежало ружье и фуражка. Сам он ходил взад и вперед по нескольким уцелевшим
доскам. Когда он ступал на один конец
доски, другой привскакивал и падал со стуком.
Она пробралась к развалившейся и полусгнившей беседке в лесу, который когда-то составлял часть сада. Крыльцо отделилось от нее, ступени рассохлись, пол в ней осел, и некоторые
доски провалились, а другие шевелились под ногами. Оставался только покривившийся набок
стол, да две скамьи, когда-то зеленые, и уцелела еще крыша, заросшая мхом.
Но, однако ж, кончилось все-таки тем, что вот я живу, у кого — еще и сам не знаю; на
досках постлана мне постель, вещи мои расположены как следует, необходимое платье развешено, и я сижу за
столом и пишу письма в Москву, к вам, на Волгу.
Для
стола приносилась, откуда-то с бака, длинная и широкая
доска: одним концом ее клали на диван, а другим на какую-то подставку — это и был
стол.
Наш рейс по проливу на шкуне «Восток», между Азией и Сахалином, был всего третий со времени открытия пролива. Эта же шкуна уже ходила из Амура в Аян и теперь шла во второй раз. По этому случаю, лишь только мы миновали пролив, торжественно, не в урочный час, была положена
доска, заменявшая
стол, на свое место; в каюту вместо одиннадцати пришло семнадцать человек, учредили завтрак и выпили несколько бокалов шампанского.
Во всю ширину другой внутренней стены тянулся другой
стол из простых сосновых
досок, заваленный планами, чертежами, образцами руд и чугуна, целою коллекцией склянок с разноцветными жидкостями и какими-то мудреными приборами для химических опытов.
На этом
столе помещалось несколько картонных коробок для бумаг, небольшая гальваническая батарея, две модели нарезных пушек, две чертежные
доски с натянутыми на них листами ватманской бумаги,
доска с закрытым чертежом, роскошная чернильница, портрет Лелевеля, портрет Герцена и художественно исполненная свинцовым карандашом женская головка с подписью...
Матвей Васильич подвел меня к первому
столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от черной
доски; все это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством.
Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за руку и ввел в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, — комнату, всю установленную рядами
столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым
столом стояла, утвержденная на каких-то подставках, большая черная четвероугольная
доска; у
доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой.
На колени!» — и мальчик, стоявший у
доски, очень спокойно положил на
стол мел и грязную тряпицу и стал на колени позади
доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться.
В тени кареты накрыли нам
стол, составленный из
досок, утвержденных на двух отрубках дерева, принесли скамеек с мельницы, и у нас устроился такой обед, которого вкуснее и веселее, как мне казалось тогда, не может быть на свете.
Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на
столах тетрадки, книжки и аспидные
доски; ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие.
Ефим принес горшок молока, взял со
стола чашку, сполоснул водой и, налив в нее молоко, подвинул к Софье, внимательно слушая рассказ матери. Он двигался и делал все бесшумно, осторожно. Когда мать кончила свой краткий рассказ — все молчали с минуту, не глядя друг на друга. Игнат, сидя за
столом, рисовал ногтем на
досках какой-то узор, Ефим стоял сзади Рыбина, облокотясь на его плечо, Яков, прислонясь к стволу дерева, сложил на груди руки и опустил голову. Софья исподлобья оглядывала мужиков…
Нужное слово не находилось, это было неприятно ей, и снова она не могла сдержать тихого рыдания. Угрюмая, ожидающая тишина наполнила избу. Петр, наклонив голову на плечо, стоял, точно прислушиваясь к чему-то. Степан, облокотясь на
стол, все время задумчиво постукивал пальцем по
доске. Жена его прислонилась у печи в сумраке, мать чувствовала ее неотрывный взгляд и порою сама смотрела в лицо ей — овальное, смуглое, с прямым носом и круто обрезанным подбородком. Внимательно и зорко светились зеленоватые глаза.
— Вот и пришли! — беспокойно оглядываясь, сказала мать. У шалаша из жердей и ветвей, за
столом из трех нестроганых
досок, положенных на козлы, врытые в землю, сидели, обедая — Рыбин, весь черный, в расстегнутой на груди рубахе, Ефим и еще двое молодых парней. Рыбин первый заметил их и, приложив ладонь к глазам, молча ждал.
Я подошел к
столу, у которого сидело два профессора и стоял гимназист перед черной
доской.
Кроме того, на
столе виднелись длинные женские перчатки, толстая книга в бархатном переплете, с золотыми ободочками, таковыми же ангелами и надписью на средине
доски: «Иегова».
Крепки были толстые
доски, крепки точеные столбы, на коих покоился
стол; им надлежало поддерживать целую гору серебряной и золотой посуды.
В середине палаты стоял огромный четвероугольный
стол с поставом из дубовых
досок.
Потом скотница попросила барышню в избу, где был поставлен на
столе горшок с молоком, а в углу у печки, за низенькой перегородкой из
досок, ютился новорожденный теленок.
Обе комнаты тесно заставлены
столами, за каждым
столом сидит, согнувшись, иконописец, за иным — по двое. С потолка спускаются на бечевках стеклянные шары; налитые водою, они собирают свет лампы, отбрасывая его на квадратную
доску иконы белым, холодным лучом.
Его трудно понять; вообще — невеселый человек, он иногда целую неделю работает молча, точно немой: смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые видя знакомых ему людей. И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит песен. Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. Он согнулся над косо поставленной иконой,
доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на край
стола, его тонкая кисть тщательно выписывает темное, отчужденное лицо, сам он тоже темный и отчужденный.
Едва кончилось вешанье штор, как из темных кладовых полезла на свет божий всякая другая галантерейщина, на стенах появились картины за картинами, встал у камина роскошнейший экран, на самой
доске камина поместились черные мраморные часы со звездным маятником,
столы покрылись новыми, дорогими салфетками; лампы, фарфор, бронза, куколки и всякие безделушки усеяли все места спальни и гостиной, где только было их ткнуть и приставить.
Кожемякин тоже подался к ней, вытянул руку вдоль
стола и, крепко вцепившись пальцами в край
доски, прикрыл глаза, улыбаясь напряжённо ожидающей улыбкой.
Бельтов прочитал письмо, положил его на
стол, отер слезу, прошелся по комнате, постоял у окна, снова взял письмо, прочел его от
доски до
доски.
Шестиаршинную избёнку всю занимали печь с разломанной трубой, ткацкий стан, который, несмотря на летнее время, не был вынесен, и почерневший
стол с выгнутою, треснувшею
доскою.
В комнате я один, на
столе пустая посуда, а из окна дует холодом и сыплет снег. Окно было разбито, стекла валялись на полу. Дворник стучал по раме, забивая окно
доской. Оказалось, что свинья, случайно выпущенная из хлева извозчиком, выдавила боком мое окно.
Компания расположилась на крайнем звене плота, выдвинутого далеко в пустынную гладь реки. На плоту были настланы
доски, посреди их стоял грубо сколоченный
стол, и всюду были разбросаны пустые бутылки, корзины с провизией, бумажки конфет, корки апельсин… В углу плота насыпана груда земли, на ней горел костер, и какой-то мужик в полушубке, сидя на корточках, грел руки над огнем и искоса поглядывал в сторону господ. Господа только что съели стерляжью уху, теперь на
столе пред ними стояли вина и фрукты.
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом; по одной из длинных стен ее стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене были расставлены на малиновой бархатной
доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов,
стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра по стенам.
Савоська при помощи
досок устроил между скамейками импровизированный
стол, на котором появилась разная дорожная провизия: яйца, колбаса, балык, сыр и так далее.
— А я иду мимо и думаю: дай-ка зайду, зоологию проведаю, — сказал Самойленко, садясь у большого
стола, сколоченного самим зоологом из простых
досок. — Здравствуй, святой отец! — кивнул он дьякону, который сидел у окна и что-то переписывал. — Посижу минуту и побегу домой распорядиться насчет обеда. Уже пора… Я вам не помешал?
Мне следовало быть на палубе: второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, — но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых
досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, — как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.
Я помнил и провел его в коридор, второй дверью налево. Здесь, к моему восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у стены, сбоку
стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж окон металлическая
доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино, посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я выпил полный стакан вина и, отделавшись таким образом от стеснения, стал есть, будучи почти пьян.
В келье стояли простые деревянные лавки, такой же
стол и деревянная кровать: игумен спал на голых
досках.
На
столах расставлены были бутылки пива и вина, кожаные мешки с табаком, стаканы с пуншем и шахматные
доски.
У самых окон, во всю длину наружной стены, на деревянных козлах были настланы
доски и прикрыты толстым серым сукном; это и был письменный
стол, около которого торчали два колченогих стула и новенькая табуретка со следами красноватой приисковой глины.
Затруднительные задачи Гульч усердно проверял собственным вычислением, и в рабочие уроки я не могу его себе представить иначе, как сидящим за учительским
столом с откинутыми на лысеющую голову очками, машинально посасывающим потухающую фарфоровую трубку с отливом и нагибающимся по близорукости к бумаге или грифельной
доске.
Небольшой
стол помещался в углу крыльца; на нем лежала позабытая женская работа — несколько полос полотна, катушка с нитками и маленькие стальные ножницы; вместо стульев служили небольшие скамьи, сделанные прямо из сырого дерева с неправильно обтесанными
досками.
Китайские вазы, мраморные
доски для
столов, новые и старые мебели с выгнутыми линиями, с грифами, сфинксами и львиными лапами, вызолоченные и без позолоты, люстры, кенкеты — всё было навалено, и вовсе не в таком порядке, как в магазинах.
В это время Щавинскому пришла в голову интересная затея. У него в кабинете стоял большой белый
стол из некрашеного ясеневого дерева. На чистой, нежной
доске этого
стола все знакомые Щавинского оставляли свои автографы в виде афоризмов, стихов, рисунков и даже музыкальных нот. Он сказал Рыбникову...
1) Мои собственные деньги, девятьсот шестьдесят фунтов золотом, что под левой задней ножкой
стола, подняв
доску, — всем поровну и без исключения».
У меня в так называемом зале были: диван, обитый настоящею русской кожей;
стол круглый, обтянутый полинявшим фиолетовым плисом с совершенно бесцветною шелковою бахромою; столовые часы с медным арапом; печка с горельефной фигурой во впадине, в которой настаивалась настойка; длинное зеркало с очень хорошим стеклом и бронзовою арфою на верхней
доске высокой рамы.
И точно, спилил он изображение на тончайшем самом слое, потом в одну минуту этот спилок из краев вырезал, а края опять на ту же
доску наклеил, а сам взял свою подделку скомкал, скомкал ее в кулаке и ну ее трепать об край
стола и терхать в долонях, как будто рвал и погубить ее хотел, и, наконец, глянул сквозь холст на свет, а весь этот новенький списочек как сито сделался в трещинках…
Действие происходит в Москве. Большая комната, в ней верстак,
стол с бумагами, шкап с книгами, зеркало и картина, заставлена
досками.
Матвей сидел в кухне перед чашкой с картофелем и ел. Тут же около печи сидели друг против друга Аглая и Дашутка и мотали нитки. Между печью и
столом, за которым сидел Матвей, была протянута гладильная
доска; на ней стоял холодный утюг.
Я скинул с себя пальто и, подойдя к этому окну, облокотился на
стол, поднял лицо кверху и долго смотрел на клочок неба, прорезанный четырехугольными силуэтами высоко поднявшихся
досок.
Из-за
столаВстают. Хозяйка молодая
Черезвычайно весела;
Граф, о Париже забывая,
Дивится, как она мила.
Проходит вечер неприметно;
Граф сам не свой; хозяйки взор
То выражается приветно,
То вдруг потуплен безответно…
Глядишь — и полночь вдруг на двор.
Давно храпит слуга в передней,
Давно поет петух соседний,
В чугунну
доску сторож бьет;
В гостиной свечки догорели.
Наталья Павловна встает:
«Пора, прощайте! ждут постели.